Однажды в Пушкарёвом - Вера Мельникова

– Видимо, крышка всё это время была плотно закрыта.

– Или кто-то держал в нём духи относительно недавно.

– Исключено!

– Ну, так будете сдавать на комиссию? Триста на руки, согласны?

– Нет, я подумаю, спасибо Вам за информацию.

Ваня был несколько озадачен ценностью стеклянного флакона, хотя он мало смыслил в антикварных делах. Вознаграждение было обещано за пустой синий пузырёк соблазнительное, но расстаться прямо сейчас со своей находкой он не захотел: деньги уйдут без следа рано или поздно, а необычной вещи уже не будет… И он решил так: пусть пока полежит в кармане, места много не занимает, а дальше видно будет. С этими мыслями молодой человек вышел из каморки приёмщицы, оставив ещё раз своё отражение в том самом потускневшем овальном зеркале на стене.

Зеркало висело здесь с прошлого лета; первоначальная его цена была зачёркнута и уменьшена, потом снизили и вторую цену. Ваня вспомнил о своей первой встрече с этим зеркалом, о том, как ему вдруг захотелось вернуть этому одинокому зеркалу раму…

В этот момент к Ване подошла приёмщица.

– Вот, кстати, к вопросу о цене, – постучала она шариковой ручкой по краю мутного стекла, – это тоже прошлый век, как и ваш флакон. Но состояние у самого зеркала ужасное. И без рамы. Поэтому мы и цену поставили восемьдесят рублей. Должны были после первой уценки, по правилам, вернуть вещь через месяц владельцу, но старушка, видимо, померла, а родственники интереса не проявили. Так оно в собственности магазина и осталось. И никому этот хлам не нужен.

– Нужен. Мне – нужен. У меня и рама свободная по случаю появилась. Не уверен, что подойдёт, но попробовать стоит.

– Молодой человек, не рекомендую. Это не товар! Я могу Вам адрес дать, здесь недалеко на Цветном бульваре есть багетная мастерская, там и зеркала недорого на заказ делают.

– Не надо, выпишите мне вот этот… «хлам».

– Ну, как знаете. Подойдите к любому продавцу, квитанцию возьмите, а деньги – в кассу. Товар обратно мы не принимаем, если передумаете.

Через десять минут зеркало было снято, завёрнуто в крафт и заклеено скотчем. Продавцы, запирая за Иваном дверь (он был последним покупателем в тот вечер), облегчённо вздохнули и тут же повесили на место надоевшего зеркала большой тёмный пейзаж из каморки приёмщицы.

Поднявшись к себе в залу, Иван бережно снял со стены резной овальный багет и нежно опустил его на только что купленное зеркало.

Нет, эти два пенсионера явно никогда ранее не были знакомы!

– Ну и ладно, пусть живут по-отдельности, потом что-нибудь с ними придумаем, – произнёс в слух Иван.

Сейчас его больше беспокоила перспектива ночлега. У Ивана с собой был небольшой рюкзак с несколькими свитерами и туго скрученным спальным мешком. Он выдвинул из маленькой комнаты железную кровать, перевернул матрас пляшущими пружинами вниз и, расстелив на более-менее целой стороне обивки все свои свитера, уложил сверху себя в спальнике. Балконную дверь он решил на ночь не запирать, а парадную дверь подъезда, открывавшуюся внутрь, он действительно припёр изнутри кочергой – по совету дворника.

Ближе к полуночи рыжий безымянный кот с тарахтением угнездился у Вани в ногах. Оба гостя залы благополучно проспали до десяти часов утра следующего дня.

Глава 8. Утренний посетитель

Ровно в десять они были разбужены громкими призывами неизвестного мужчины, доносившимися с улицы. «Молодой человек! Молодой человек!..» – летело в открытую балконную дверь.

Ваня не покидал своей лежанки, будучи уверенным, что зов этот никак не может быть обращён к нему. Однако, через несколько минут о балясины балкона стукнулся камешек, присланный снизу.

Пришлось немедленно выскочить на балкон.

На противоположном тротуаре Пушкарёва переулка стоял высокий худой старик в светло-серой шляпе и летнем костюме того же цвета, пытаясь концом трости загнать под сточную решётку в асфальте остатки битого кирпича.

«А вот и старик Шкловский», – автоматически пронеслось у Ивана в голове.

– Молодой человек, жива ли зала?

– Какая зала? Вы кто?

– На чашку чая не желаете ли пригласить? Ужасно устал с дороги!

– Да, я сейчас спущусь, там подъезд заперт изнутри…

– Не стоит беспокоиться! Я справлюсь!

Старик чуть приподнял шляпу и, цокая тростью, пересёк мостовую по направлению к подъезду. Незнакомец показался на пороге залы прежде, чем Иван успел как следует натянуть брюки.

– Но ведь я запирал подъезд вчера вечером? – удивился молодой человек.

– Вероятно, вчера вечером он и был хорошенько закрыт, а вот сегодня – вход свободен, – улыбнулся пожилой мужчина, широко раскрывая руки навстречу Ивану. – Да-а, вот она, легендарная зала… Цела, родная… Ну-с, Стоецкий Фома Лукич, ныне пенсионер, проживаю в Одинцово, здесь сегодня – по вызову. А Вы, молодой человек, кто будете?

– Иван, архитектор…

– Архитектор? Тогда ваш выбор этого помещения мне предельно ясен: вам нужен простор для работы, воздух! Угадал? Или дежурными обмерами занимаетесь?

– Нет, я занимаюсь макетами… И мне нужна… история. А почему Вы сказали «по вызову»?

– Вы же не будете против, если я присяду?

– Да, вон на балконе кресло… Не очень правда чистое, но давайте я вам свитер свой брошу.

– Благодарствую. Обожаю плетёную мебель! Это же настоящее голицынское кресло, не слышали? Оно служило сто лет и ещё столько же прослужит, гарантирую!

Кресло тихонько скрипнуло под стариком. Иван примостился на высоком балконном пороге.

Было воскресенье, день, когда все переулки между Сретенкой и Трубной улицей замирают: ни машин, ни пешеходов, все конторы закрыты, магазины отсутствуют совершенно, немногочисленное местное население сидит по домам, а гости столицы в эти переулки традиционно не суются. Кучка детишек из старых коммуналок возится в грязной песочнице; где-то кудахчут куры, пара домохозяек без возраста развешивает во дворе штопаные простыни… Если бы не запах выхлопных газов с Садового кольца, вполне можно было бы допустить, что это начало выходного дня в каком-нибудь Дмитрове или Серпухове, но никак не в самом сердце столицы, где до Кремля двадцать минут быстрого шага.

Качнувшись в кресле несколько раз, старик указал своей тростью на верхние окна высокого старого дома в соседнем переулке.

– Это доходный дом Стоецкого Луки Григорьевича, моего отца. Вёл он свою торговлю блестяще до 1917 года, как Вы понимаете. Купец первой гильдии, торговля тканями. Фабрику он имел в Подольске. Знаете Подольск? Ну, конечно, знаете. А магазины были в Москве в нескольких местах… Со временем накопил денег и вложил в строительство вот этого доходного дома. Дом был готов в 1906 году, а в 1910 родился я, его единственный сын. Должен был унаследовать дело отца, но революция, беспорядки…

– Подождите, сколько же Вам лет? – опешил Иван.

– Соответственно восемьдесят семь, не так уж и много. Что Вас удивляет? Я давно на пенсии, живу на свежем воздухе круглый год. Вода, знаете ли, у меня в имении не хлорированная. И Садовое кольцо – очень далеко. Но – ближе к делу, Иван. Вон в тех окнах верхнего этажа – старик снова указал тростью на высокий дом – живёт Софья Никандровна Михайлова, моя ровесница и подруга. Она занимает весь антресольный этаж в доме, унаследовала его от своей покойной матери, которая всю жизнь у моего отца проработала экономкой. Отец, в благодарность за верную службу, как только построили дом, сразу же отписал ей в собственность все верхние комнаты. Да, неслыханная щедрость была по отношению к простой служанке, но эта женщина до последнего дня оставалась правой рукой отца. Я уехал из Москвы в наше загородное имение почти двадцать лет назад, но мы с Софьей Никандровной до сих пор состоим в переписке. И именно она вчера вечером вызвала меня в столицу телеграммой.

– А какое отношение имеет моя персона ко всему вышесказанному?

– Понимаете, молодой человек, Вы оказались не просто в старом доме, идущим под снос. Дом попался Вам не совсем обычный… Его выстроили в середине прошлого века для одного очень состоятельного человека, некоего Василия Смирнова, тоже купца. Это был первый каменный дом с роскошным фасадом во всей округе. Здесь сразу же стали давать шикарные балы, экипажей по вечерам было до тридцати штук у парадного подъезда… Весь переулок заполоняли!.. Дом, конечно, был гораздо ниже теперешнего варианта. Раньше ведь таких огромных никто не строил. Обычно было два этажа: первый – каменный, второй – бревенчатый, тёплый. Хозяева жили на втором, а внизу гостей принимали, дела хозяйственные вели, прислуга тоже на первом размещалась… А этот – бах! – и в три этажа заказали, да ещё все три из кирпича. Представляете, какое новшество для этих переулков! А потом у этого дома ещё один владелец был: он надстроил дом пятым этажом, деревянным, хотел комнат добавить недорогих под самой крышей, для студенческой публики в наём. Первый этаж сдавал под продуктовый магазинчик, следующие два – квартиры для состоятельных арендаторов… Дом стал целиком доходным.